Почему нынешнее хипстерьё перестало праздновать день Победы
Вражеская «Медуза» (иноагент) разразилась текстом, почему нынешнее хипстерьё (применим этот устарелый термин) перестало праздновать день Победы. Приходят, де, к род...
В 1990-е всерьез говорить об СССР, большевизме, коммунизме, революции было нельзя – новоявленные хозяева жизни боялись реинкарнации
В 1990-е всерьез говорить об СССР, большевизме, коммунизме, революции было нельзя – новоявленные хозяева жизни боялись реинкарнации. Поэтому говорить можно было только приплясывая, придуриваясь, хихикая, превращая слова «коммунист», «большевик», «революция» в трещотку, хлопушку, шумную и совершенно безопасную. Фашист Лимонов, превращённый либералами в «борца» и «революционера» идеально подходил под выполнение этой задачи.
Цель настоящего борца революции – помочь людям, возвысить их, вернуть им человеческое достоинство, права, которых их лишили, упразднить систему унижения людей. Настоящий революционер всегда сублимация громадной массы, он представитель, уполномоченный говорить и бороться от имени большой социальной страты. Шпана Лимонов был олигархами назначен революционером, а для него лично «борьба» была средством дурного самовыражения «актуального художника», когда выразиться хочется, но нечего выразить, формой эпатажа, унижающего людей, лишающего их достоинства, что было немедленно оценено «новыми русскими».
Он любил говорить, что он выступает от имени класса рабочих, но на самом деле такого класса, представителем которого он себя считал, никогда не существовало. Нагибин писал еще в 1980 году «Прочёл Лимонова. рекорд похабщины, но неоригинально. Тон и настрой Селина, приёмы де Сада, лексика подворотни, общественной уборной. Как странно, что всё уже было, даже такое. Как трудно создать что-то совсем новое…» То есть Лимонов не представлял рабочий класс – он представлял шпану и быдло.
И одновременно богему. Ту самую, продажную и безыдейную, ложившуюся под любого буржуя и требовавшую развлечений и комфорта, смешанных с пороком и преподанных в оригинальной упаковке. Поэтому эксгибиционизм и стёб были упакованы Лимоновым в большевизм, раздевшийся на площади извращенец так же в 1990-е забавлял и развлекал телеаудиторию, как и размахивающий красным флагом «большевик».
Это стало тогда столь же привычным, как депутат-рэкетир, президент-алкаш, банкир-глава преступной группировки. То есть нацист и одновременно большевик не противостоял эклектичной картине мира, а дополнял и утверждал ее. Портной, шивший штаны богеме, стал писателем-фашистом – как это мило, забавно, необычно. Это можно неплохо продать, публика любит такое.
Лимоновский фашизм и его порнолитература стали развлечением скучающей элитки (поэтому его печатали в глянцевых журналах), частью масскульта, где высоко ценили стёбных придурков и за это платили и разрешали всё – от фашизма до поедания дерьма. На этом же навозе взошла и «партия» - скучающим двоечникам фюрер разрешил под политическими лозунгами корежить детские качели, переворачивать урны и пачкать стены, а в случае опасности с легкостью сдавал их системе (всего он посадил в тюрьмы более 150 человек, но сам не сел). По той же схеме, по которой новые либеральные хозяева жизни ради своего достатка сдали миллионы людей.
Потом фашистский пузырь сдулся, перескочил на подсос к некоторым деятелям из власти. И не потому, что был политически субъектен. Просто эти деятели изо всех сил боролись с движением «Наши» и все, что «Наши» считали помоями, они опекали «из принципа», «назло» (по этой схеме в Думу попал маргинал Шаргунов, а из торчка Энтео ваяли «православного активиста»)
Сегодня отправившегося к Гитлеру фашиста поднимает на щит так называемая «патриотическая литературка». И это говорит о ней больше, чем все их вымученное с помощью слабительного творчество.
Дробницкий Д.О. 
Евстафьев Д.Г. 
Мардан С. 
Онуфриенко М. 
Проханов А.А. 
Сатановский Е.Я. 
Сладков А.В. 
Сосновский А.В. 
Фурсов А.И. 
Школьников А.Ю. 
Якеменко Б.Г.